Игорь Афанасьев - <a href="/cdn-cgi/l/email-protection" class="__cf_email__" data-cfemail="29796168677d66646965667f6c076a6664">[email protected]</a> (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)
Кроме тайных выходов с друзьями за выпивкой, ни в какие бравые походы Филипп больше не совался. На выпускной вечер в школу он все- таки попал и убедился в том, что Юлькины предупреждения были вполне обоснованными. Под угрюмыми взглядами выпускников их однокласницы висли на студентах, как шишки нового урожая на кедрах, и кто знает, сколько новых сюжетов завязалось в эту выпускную ночь. Что правда, ночью это назвать было трудно. Солнце прикорнуло на каких-то полчаса и вывалило на небо вместе с толпой студентов и школьников, которые заполнили автобус и двинулись встречать рассвет на Оби. Здесь самые отважные местные парни утерли нос заезжим ухажерам: они разделись и дружно принялись нырять в холодной Оби, демонстрируя мужество и закалку. Но одноклассницы даже не заметили подвигов своих однокашников, и одного из них чуть было даже не позабыли на берегу. Выпускной вечер закончился все же без драк и изнасилований, что было отмечено руководством, как возросший морально-политический уровень студенчества.
Что правда, призывы руководства к дисциплине и осторожности оказались не напрасными: уже через несколько дней соседний студенческий отряд отправлял в Ивано-Франковск два цинковых гроба. Погибли ребята нелепо: проходили мимо огромного штабеля шпал, толстых деревянных брусьев, пропитанных креазотом. Нужно же было такому случиться, что именно в этот момент штабель рухнул и похоронил под собой прохожих. Возможно, ребята и могли бы остаться в живых, но ядовитая жидкость, испаряющаяся под летним солнцем, просто не оставила им шансов.
Другой случай, подтверждающий неисповедимость Господних путей, произошел у Филиппа прямо на глазах, хотя закончился скорее комично, чем трагично. Возле площадки, на которой Филипп с друзьями переваливал тонны бетона в большие деревянные квадраты опалубки, целую неделю стоял заглохший намертво гусеничный трактор. Затем к нему прислали механика-тракториста, расконвоированного зэка. Мужик возился с машиной еще неделю, перебрал и заменил в тракторе все, что только можно было себе представить. Когда он присаживался покурить со студентами, то с упоеним рассказывал о том, что если сделает этот трактор, то сможет ночевать не в казарме, а в общежитии для вольных, а значит, сможет найти себе бабу. В зоне он сидел уже лет пять, за то, что вернувшись домой с лесоповала, обнаружил в гостях своего директора, его заместителя и совершенно голую собственную жену в соседней комнате. Хотя жена молилась и божилась, что переодевалась к приходу любимого мужа, а начальники пытались налить ему водки и успокоить, механик поступил примитивно — зарубил всех троих топором. Двух дитей-сирот он отвез к матери, а сам сдался с повинной в милицию. Теперь ему предстояло пахать еще лет пять в состоянии вольнопоселенного, и он предвкушал первые глотки свободы.
Когда трактор захлебнулся кашлем, рявкнул, покрылся густыми клубами дыма, а затем заработал честно и исправно, то все студенты дружно заорали «ура», пошвыряли лопаты и носилки и кинулись поздравлять умельца-механика. Тот с радостным видом тронул рычаги «ХТЗ», и трактор подмял под широченные гусеницы придорожные кусты брусники. Но проехал он всего метров пять. На глазах у изумленных стройотрядовцев вокруг урчащего железного медведя образовалась трещина, и целый островок суши ухнул в глубину образовавшегося озера, увлекая в глубину и трактор, и ополоумевшего от неожиданности тракториста. Еще несколько секунд вода бурлила вокруг тонущего механизма, но когда машина погрузилась по самую крышу, то двигатель смолк, а из кабины вынырнул залитый масляными пятнами мокрый насквозь тракторист. Он самостоятельно вылез на крышу притопленного мастодонта и стал отчаянно материться. На все попытки студентов помочь ему выбраться с металлического острова, он отвечал все новыми и новыми проклятиями в адрес вечной мерзлоты, которая частенько преподносила подобные сюрпризы, и в собственный адрес, величая себя самыми последними словами. Затем, он, словно очумев, стал нырять в холодную воду, пока не вытащил из кабины свой пиджак с какими-то важными для зека документами. Его удалось утихомирить, обсушить и успокоить. Приехавшие к вечеру начальники только махнули рукой на утонувшую железяку, и на следующий день несколько машин долго возили землю и гравий, чтобы засыпать образовавшееся озеро у самого края бетонной трассы. Мужика никто, к счастью, не наказал. Его посадили за руль автомашины, и он до конца сезона возил студентов на работу и возвращал к вечеру домой.
Работа была изнурительной и тяжелой.
Филиппа выручала закалка, полученная в бригаде шабашников, но и он, к концу десятичасового рабочего дня, падал с ног. Сил хватало только добраться до кузова автомашины, но молодость брала свое, и уже через час-другой в лагере студентов столя шум, гам, звучали песни, и так до самого отбоя.
Письмо он, все-таки, написал и отправил.
Написал он его с трудом, почти выдавил из себя, но все-таки на душе стало легче. Он сам смеялся над собою: мало ли что бывает в жизни мужчины? Но иногда ему казалось, что над ним словно нависла какая-то тень, и чей-то взгляд укоризненно смотрит на него из каждого угла.
Неба чистого звонкую просинь,
Бабьим летом опутала осень.
Расплетая ее кружева,
Догорают листва и слова…
Но что мне в этой красоте?
Не те слова, глаза — не те,
Вместе с кружевом ветер унес
Теплый запах любимых волос…
Твои огромные глаза,
Закрыты пеленой тумана
И тихо катится слеза,
И падает на дно обмана.
Я ненавижу этот круг,
В котором точки нет для встречи…
И длинные, как пальцы рук,
Печально догорают свечи…
Я не верю, что будет как прежде,
Но живу в бесконечной надежде:
Отыскать в суете разных лиц
Кружева густо-черных ресниц.
И разорвать извечный круг
Прикосновеньем сильных рук,
И сплести из обыденных слов
Нашу песню и нашу любовь…
Твои огромные глаза,
Закрыты пеленой тумана
И тихо катится слеза,
И падает на дно обмана.
Я ненавижу этот круг,
В котором точки нет для встречи…
И длинные, как пальцы рук,
Печально догорают свечи…
Ответа от Ларисы не было. С помощью всяких начальников стройуправлений Филипп пытался дозвониться до Киева, но даже по спецсвязи застать Ларису дома не удавалось. В голову лезли всякие глупости, воображение рисовало разные сюжеты, в каждом из которых он получал солидные рога, и никакой другой версии он не мог выдвинуть как контраргумент.
Ему удалось дозвониться до дома, чем он несказанно обрадовал всю семью, и родители пообещали связаться с Ларисой.
А студенческое лето, тем временем, приближалось к концу. Длинными рядами, на протяжении нескольких километров, выстроились в ряд бетонные арки — пригрузы, которым суждено было притапливать трубы нефтепроводов в глубину тюменских болот; белели крыши отремонтированных домов, и заметны были другие положительные следы деятельности стройотрядов.
На «День строителя» стройуправление устроило грандиозный праздник. «Ми-6» притащил на поляну цистерну пива, студенты устроили веселый концерт для жителей города, а командиры отрядов закрыли глаза на сухой закон, который и так, втихаря, нарушался регулярно. Праздник закончился пьяным братанием местного населения с приезжими, которое потом переросло в традиционную драку. Драка принесла синяки и шишки, а следующий день принес очередную трагическую новость: один из студентов свалился под кустом, от черезмерного употребления коктейля пива со спиртом. В другом месте он, конечно бы, проспался, и никто бы и не узнал о его фиаско. Но его забыли в тайге. Обезображенное укусами насекомых лицо свидетельствовало о том, что его просто загрыз тюменский гнус.
Что-то недоброе витало в этих краях. Словно природа сопротивлялась бурной поступи ее покорителей и посылала каждый день знаки предупреждения оккупантам.
В двух кварталах от студенческого лагеря торчала из болота старая газовая труба. Над ней всегда пылала одна из тысяч тюменских газовых горелок. Вся земля. в радиусе ста метров вокруг трубы, была прогрета постоянной температурой, и на этом пятачке ночевали многие городские бомжи, которых, нужно сказать, было множество. Бомжевали по одной причине: водки в организме уже было больше чем крови, а точнее не водки, а всего, что содержало алкоголь. Вокруг валялись горы бутылок от денатурата, одеколона, средства для чистки окон и десятилитровые банки от деликатесного «Солнцедара», которым можно было при пайке протравливать контакты.
В одну из холодных августовских ночей случился «выброс». Равномерно горевший факел вдруг выплюнул из себя смесь газа и нефти, и никакой войсковой огнемет не сделал бы то, что сделала матушка-природа. Она очистила город от мусора и бомжей в течение нескольких секунд. Утром студенты с ужасом наблюдали, как огромный «Катерпиллер» сгребал в одну яму оплавленные слитки стекла и пепельные силуэты невезучих пьяниц, и многие в это утро стали значительно более философски относиться к жизни.
